• Приглашаем посетить наш сайт
    Иностранная литература (ino-lit.ru)
  • Студент

     
    
    	Поэма
    
    		Посвящается С. П. X-о
    
                    Взаимотношениям Фета и героини 
                    поэмы посвящены стихотворный 
                    цикл "К Офелии" 
    
    
                 1
    
    Гляжу на вас я, умница моя,
    Как на своем болезненном вы ложе
    Откинулись, раздумие тая,
    А против вас, со сказочником схоже,
    И бормочу и вспоминаю я
    О временах, как был я молод тоже,
    Когда не так казалась жизнь пуста,-
    И просятся октавы на уста.
    
    
    
                 2
    
    Я был студентом. Жили мы вдвоем
    С товарищем московским в антресоле
    Родителей его. Их старый дом
    Стоял близ сада, на Девичьем поле.
    Нас старики любили и во всём
    Предоставляли жить по нашей воле -
    Лишь наверху; когда ж сходили вниз,
    Быть скромными -  таков наш был девиз.
    
    
    
                 3
    
    Нельзя сказать, чтоб тяжкие грехи
    Нас удручали. Он долбил тетрадки
    Да Гегеля читал; а я стихи
    Кропал; стихи не выходили гладки.
    Но, боже мой, как много чепухи
    Болтали мы; как нам казались сладки
    Поэты, нас затронувшие, все:
    И Лермонтов, и Байрон, и Мюссе.
    
    
    
                 4
    
    И был ли я рассеян от природы,
    Или застенчив, не могу сказать,
    Но к женщинам не льнул я в эти годы,
    Его ж и Гегель сам не мог унять;
    Чуть женщины лишь не совсем уроды,-
    Глядишь, влюблен, уже влюблен опять.
    На лекции идем -  бранюсь я вволю,
    А он вприпрыжку по пустому полю.
    
    
    
                 5
    
    По праздникам езжали к старикам
    Различные почтительные лица
    Из сослуживцев старых и их дам,
    Бывала также томная девица
    Из институтских -  по ее словам,
    Был Ламартин всех ярче, как денница,-
    Две девочки -  и ту, что побледней,
    Звала хозяйка крестницей своей.
    
    
    
                 6
    
    Свершали годы свой обычный круг,
    Гамлет-Мочалов сотрясал нас бурно,
    На фортепьянах игрывал мой друг,
    Певала Лиза - и подчас недурно -
    И уходила под вечер.- Но вдруг
    Судьбы встряхнулась роковая урна.
    "Вы слышали? А я от них самих.
    Ведь к Лизаньке присватался жених!
    
    
    
                 7
    
    Не говорят худого про него.
    С имением, хоть небольшого чину;
    У генерала служит своего,
    Ведет себя как должно дворянину:
    Ни гадких карт, ни прочего чего.
    Серебряную подарю корзину
    Я ей свою большую.- Что ж мне дать?
    Я крестная, а не родная мать".
    
    
    
                 8
    
    Жених! жених! Коляска под крыльцом.
    Отец и дочка входят с офицером.-
    Не вышел ростом, не красив лицом,
    Но мог бы быть товарищам примером:
    Весь раздушон, хохол торчит вихром,
    Торчат усы изысканным манером,
    И воротник как жар, и белый кант,
    И сахара белее аксельбант.
    
    
    
                 9
    
    "Вот, Лизанька, бог дал и женишка!
    А вы ее, мой милый, берегите:
    Ребенок ведь! Немножечко дика,
    Неопытна,- на нас уж не взыщите".
    А мне ее отец:"Вы старика
    Утешьте, вы и ей не откажите:
    Мы с Лизою решились вас просить
    С крестовым братом шаферами быть.
    
    
    
                 10
    
    Ты, Лизанька, уж попроси сама,
    Вы, кажется, друг другу не чужие,
    Старинной дружбой связаны дома,
    А с крестным братом даже и родные".
    -"Я вас прошу".-"Ах, боже, дела тьма.
    Пора и дальше, люди молодые,
    И к тетушке мне нужно вас завесть.-
    Так по рукам?"-"Благодарю за честь".
    
    
    
                 11
    
    Горит огнями весь иконостас
    Хрустальное блестит паникадило,
    И дьякона за хором слышен бас...
    Она стоит и веки опустила,
    Но так бледна, что поражает глаз;
    Испугана ль она, иль загрустила?
    Мы стали цепью все, чтобы народ
    На наших дам не налезал вперед.
    
    
    
                 12
    
    "Где ж мой платок? - старик воскликнул наш.-
    Дай мне хоть свой; отдам тебе на бале.
    Что возишься! Да скоро ли подашь?
    Ну, дайте вы, хоть вы бы отыскали".
    -"Да не найду".-"Вот завели cache-cache!"
    -"И у меня! И у меня украли!"
    -"Обчистили? Народец-то каков!"
    Вся наша цепь без носовых платков.
    
    
    
                 13
    
    Стою да мельком на нее взгляну.
    Знать, от свечей ей томно - от угара.
    И жалко-жалко мне ее одну,
    Но жалко тож  индейского фуляра.-
    "А не такую бы ему жену,-
    Пожалуй, что она ему не пара".
    Вот повели их кругом наконец,
    И я топчусь, держа над ней венец.
    
    
    
                 14
    
    Всё кончено. Пустеет божий храм.-
    Подробностей уж не припомню дале,
    Но помню, что с товарищем я там,
    У них в дому, на свадебном их бале.
    Стою в гостиной полусветлой сам,
    А музыка гремит и танцы в зале.
    Не знаю, что сказать, а предо мной
    Давнишняя подруга молодой.
    
    
    
                 15
    
    "Пойдемте вальс! Вы не хотите? Нет?
    Но вы должны, - ведь я вознегодую...
    Вы сердитесь за давешний ответ?"
    -"Я не сержусь; я просто не танцую".
    -"Ну, дайте ж руку! ссориться не след.
    Та к сердцу ближе. Руку ту - другую".
    И без перчатки стала хлопотать,
    Чтобы с моей руки перчатку снять.
    
    
    
                 16
    
    Но тут товарищ мой влетает в дверь:
    "Вот где они! Куда запропастились!
    Вас кавалер, как разъяренный зверь,
    Повсюду ищет. - Вы б поторопились.
    Да ты-то что? Не кисни хоть теперь,
    Ступай за мной; там словно взбеленились".
    -"Нет, уж уволь. Тебе оно под стать,
    Ты по полю давно привык плясать".
    
    
    
                 17
    
    Вот грянула мазурка.- Я гляжу,
    Как королева средневековая,
    Вся в бархате, туда, где я сижу,
    Сама идет поспешно молодая
    И говорит: "Пойдемте, я прошу
    Вас на мазурку". Голову склоняя,
    Я подал руку. Входим, - стульев шум,
    И музыка гремит свое рум-рум.
    
    
    
                 18
    
    "Вы, кажется, не в духе?" - "Я? Ничуть,
    Напротив, я повеселиться рада
    В последний раз. - И молодая грудь
    Дохнула жарко. - Мне движенья надо:
    Без устали помчимся! отдохнуть
    Успею после, там, в гортани ада".
    -"Да что вы говорите?"-"Верьте мне,
    Я не в бреду и я в своем уме.
    
    
    
                 19
    
    А хоть в бреду, безгрешен этот бред!
    Несчастию не я теперь виною,
    И говорить о нем уже не след,-
    Умру и тайны этой не открою.
    Тут маменька виновница всех бед:
    Распорядиться ей хотелось мною.
    Я поддалась, всю жизнь свою сгубя.-
    Я влюблена давно!"-"В кого?"-"В тебя!"
    
    
    
                 20
    
    И мы неслись под пламенные звуки,
    И - боже мой - как дивно хороша
    Она была! и крепко наши руки
    Сжимались, - и навстречу к ней душа
    Моя неслась в томленьи новой муки.
    "И я тебя люблю! - едва дыша,
    Я повторял.- Что нам людская злоба!
    Взгляни в глаза мне; твой,- я твой до гроба!"
    
    
    
                 21
    
    Что было дальше, трудно говорить
    И совестно. Пришлось нам поневоле
    С товарищем усерднее ходить
    В дом, где бывали редко мы дотоле.
    Тот всё вином старался угостить;
    Пьешь, и душа сжимается от боли,
    Да к всенощной спешишь, чтоб как-нибудь
    Хоть издали разок еще взглянуть.
    
    
    
                 22
    
    О сладкий, нам знакомый шорох платья
    Любимой женщины, о, как ты мил!
    Где б мог ему подобие прибрать я
    Из радостей земных? Весь сердца пыл
    К нему летит, раскинувши объятья,
    Я в нем расцвет какой-то находил.
    Но в двадцать лет - как несказанно дорог
    Красноречивый, легкий этот шорох!
    
    
    
                 23
    
    Любить всегда отрадно, но писать -
    Такая страсть у любящих к чему же?
    Ведь это прямо дело выдавать,
    И ничего не выдумаешь хуже.
    Казалось бы, ну как не помышлять
    О брате, об отце или о муже?
    В затмении влюбленные умы -
    И ревностно писали тоже мы.
    
    
    
                 24
    
    Я помню живо: в самый Новый год
    Она мне пишет:"Я одна скучаю.
    Муж едет в клуб; я выйду у ворот,
    Одетая крестьянкою, и к чаю
    Приду к тебе. Коль спросит ваш народ,
    Вели сказать, что из родного краю
    Зашла к тебе кормилицына дочь.
    Укутаюсь - и не заметят в ночь".
    
    
    
                 25
    
    С товарищем переглянулись мы.
    Хотя не очень прытки были сами,
    Но видим ясно: этой кутерьмы
    И бабушка не разведет бобами.
    Практические подлинно умы!
    Нашли исход: рядиться мужиками!
    Голубушка! Я звать ее не мог:
    Я не себя - ее я поберег.
    
    
    
                 26
    
    А время шло. Кто любит так, не знает,
    Чего он ждет, чем мысль его кипит.
    Спросите вы у дома, что пылает:
    Чего он ждет? Не ждет он, а горит,
    И темный дым весь искрами мелькает
    Над ним, а он весь пышет и стоит.
    Надолго ли огни и искры эти?
    Надолго ли?- Надолго ль всё на свете?
    
    
    
                 27
    
    Однажды мы сидели наверху
    С товарищем, витая в думах нежных.
    Вдруг горничная.- Весь платок в снегу,
    Лицо у ней бледнее хлопьев снежных.
    "Да что ты?"-"Всё пропало! Быть греху;
    Все письма отыскал он в нотах прежних,
    Да как пошел, - в столах, в шкапах, в трюмо
    И в туфлях даже, глядь, - сидит письмо.
    
    
    
                 28
    
    Под крик его и гам тут горьких слез
    Из девичьей я слышала немало.
    Не треснул ли ее проклятый пес!
    Он сам ушел. В испуге написала
    Вам тут она.- Не помню, как донес
    Меня господь. Ответ я обещала.
    Прочтите же; а я пока пойду
    И за калиткой стану - подожду".
    
    
    
                 29
    
    Читаю: "Всё проведал этот зверь.
    С тобою он стреляться, верно, станет;
    И если ты убьешь его теперь -
    Тогда, тогда и счастие настанет.
    Я верую, ты тоже сердцем верь,
    Оно меня, я знаю, не обманет.
    Я убегу в деревню за тобой,
    И там твоею стану я женой.
    
    
    
                 30
    
    А послезавтра в восемь приходи
    На монастырь и стань там у забора
    И на калитку с улицы гляди -
    Хоть на часок уйду из-под надзора,-
    Стой там в тени и терпеливо жди.
    Как восемь станет бить, приду я скоро.
    Недаром злые видела я сны!
    Но верь ты мне, мы будем спасены".
    
    
    
                 31
    
    Без опыта, без денег и без сил,
    У чьей груди я мог искать спасенья?
    Серебряный я кубок свой схватил,
    Что подарила мать мне в день рожденья,
    И пенковую трубку, что хранил
    В чехле, как редкость, полную значенья,
    Был и бинокль туда же приобщен
    И с репетиром золотой Нортон.
    
    
    
                 32
    
    Тебе в могилу тихую привет,
    Мой старый друг, я, старец, посылаю.
    Ты был у нас деканом много лет,
    К тебе, бывало, еду и читаю
    Я грешные стихи, пускаясь в свет,
    И за полночь мы за стаканом чаю
    Сидим, вникаем в римского певца...
    Тебя любил и чтил я как отца!
    
    
    
                 33
    
    Зачем всю дрянь к наставнику я вез?
    Но лишь вошел, он крикнул мне: "Что с вами?"
    Я объяснил как мог, повеся нос,
    И вдруг, как мальчик, залился слезами.
    Меня он обнял и почти донес
    До кресла. Сам он с влажными глазами
    И с кроткой речью, полною любви,
    Стал унимать рыдания мои.
    
    
    
                 34
    
    "Спасти ее!" - я только мог твердить.
    "Спасти-то нужно вас,- расстроить эту
    Безумную попытку. Заложить
    Немедленно я прикажу карету...
    Инспектора вас в карцер посадить
    Я попрошу на месяц по секрету.
    Когда своей не жаль вам головы,
    То хоть ее-то не губите вы".
    
    
    
                 35
    
    Давно стою, волнуясь, на часах,
    И смотрит ярко месяц с тверди синей,
    Спит монастырский двор в его лучах,
    С церковных крыш блестит колючий иней.
    Удастся ли ей вырваться-то? Ах!
    И олуха такого быть рабыней!
    На колокольне ровно восемь бьет;
    Вот заскрипел слегка снежок... Идет!
    
    
    
                 36
    
    Откинула покров она с чела,
    И месяц светом лик ей обдал чистый.
    Уже моих колен ее пола
    Касается своей волной пушистой,
    И на плечо ко мне она легла,
    И разом круг объял меня душистый:
    И молодость, и дрожь, и красота,
    И в поцелуе замерли уста.
    
    
    
                 37
    
    И я ворвался в этот мир цветов,
    Волшебный мир живых благоуханий,
    Горячих слез и уст, речей без слов,
    Мир счастия и пылких упований,
    Где как во сне таинственный покров
    От нас скрывает всю юдоль терзаний.
    Нельзя душой и блекнуть и цвести,-
    Я в этот миг не мог сказать "прости".
    
    
    
                 38
    
    А вам не жаль? Чего? - спросить бы надо:
    Что был я глуп, или что стал умней?
    Какая же за это мне награда?
    Бывало, точно, и не спишь ночей,
    Но сладок был и самый кубок яда;
    Зато теперь чем дальше, тем горчей:
    Всё те же рельсы и машина та же,
    И мчит тебя, как чемодан в багаже.
    
    
    
                 39
    
    Дня через два хозяйка за столом
    Вдруг говорит: "А наши молодые
    Уехали - и старики вдвоем
    Остались. Он сказал, что там большие
    В деревне хлопоты у них. Кругом
    Падеж скота, и есть дела другие.
    А вы чем сыты, молодой народ,
    Что капельки вы не берете в рот?"
    
    
    
                  40
    
    Затем,- затем настал конец. А вы
    Простите, если сказка надоела.
    Я скоро сам уехал из Москвы,
    И мне писали: Лиза овдовела.
    Поздней искал я милостей вдовы,
    Но свидеться она не захотела.
    Болтали - там... какой-то генерал...
    А может быть, кто говорил - соврал.
    
     1884 
    
    

    Первая публикация - "Нива" 1884, No 17.

    Разделы сайта: